Всемогущий и тут не обратил на Хажибея внимания.

– Плохо, плохо, – шептал он, не раздвигая губ. – Всё рассчитал, всё предвидел. Но от случайности кто убережётся? – В ярости Всемогущий сжал усыпанную камнями костяную рукоятку кинжала, висевшего на боку, – подарок князя Тверского, недавно побывавшего в Орде. Кость треснула. Синие камни запрыгали по ковру. – Плохо, плохо.

Одиннадцать лет, с той самой поры, как Едигей захватил власть и стал повелевать Ордой, он знал, что поход на Москву неизбежен. Полмира подчинил он себе. Полмира трепетало при одном его имени. Французские короли слали подарки, византийские императоры предлагали в жёны принцесс. Одна Москва выказывала непокорство.

«Белые камни московской крепости, называемой Кремлём, ордынские воины превратят в пыль, которую разнесут по свету копыта их лошадей», – так он сказал новому хану Султан-Булату, которым сменил неугодившего Шадибека. Два раза Всемогущий не говорил.

Жаль, что Москва стала не той, какой была при Батые. Окрепла после победы на Куликовом поле, в такую вошла мощь, что другие города взяла под свою руку. Если бы ожил Батый, то с теперешней Москвой и он одной бы силой не справился, и он бы пустился на хитрости.

Московские летописцы называли Едигея «могущественным, злохитростным и лукавым». Мнение летописцев ордынский владыка знал. Оно ему нравилось. И поход на Москву он начал не как-нибудь, а со злых хитростей.

Первая хитрость заключалась в том, что он двинул Орду в необычное время. Орда никогда не поднималась зимой. Временем её набегов была весна. «Зеленеет луг в степи – жди ордынцев у Оки» – такую поговорку придумали на Руси. Правильно придумали. Зимой Орда сидела на месте, зимой в степи для коней не было корма.

Зимой Орду Русь не ждала. Потому-то поход против Москвы Едигей начал в конце ноября.

На русских заставах людей содержалось мало. Вооружены они были плохо: ни пищалей, ни самострелов не имели, одни только луки. Могли они удержать вооружённые полчища? Ордынцы всех уложили на месте. Пленных не брать, в живых не оставлять никого. Всемогущий повелел идти в тайности, не выдавая себя.

В тайне заключалась хитрость вторая.

Москва не должна была знать о походе до тех самых пор, пока не увидит ордынское войско под своими белыми стенами. На Москву предстояло навалиться врасплох. Потому ордынцы и шли через леса, сторонясь городов. Шли без шума. Встречных деревень, против обыкновения, не сжигали.

Разгромить деревню не представляло выгоды, только пойдёт дым над лесными просторами, а он далеко виден. Жителей убивали всех до единого, секли людей, как траву, чтоб не остался в живых ни млад ни стар, чтоб некому было оповестить близлежащие города.

Едигей и его темники всё рассчитали: по каким полям и лесам идти, где дневные кормёжки делать, где разбивать ночлег. До самых Спас-Клепиков дошли никем не замеченные. Кто заметил – тот мёртв. От Спас-Клепиков до Москвы насчитывали не более четырёх переходов. Четыре дня осталось продержаться втайне. И тут случилась беда. Не в том беда, что медведь задрал одного из воинов, а в том, что рядом с растерзанным телом и в клочья разодранной шубой отпечатались следы не только медвежьих лап, но и маленьких башмаков с острыми каблуками.

Едигей заколол кинжалом сотника, посмевшего доложить об этом, и вложил кинжал в ножны, не обтерев крови. Было отчего впасть в ярость. Кто-то видел ордынского воина и остался в живых!

Это значило, что Москва будет предупреждена и сумеет подготовиться. Москвичи встретят Орду с оружием.

– Плохо, плохо. И шаман нагадал плохое. Кость треснула поперёк: не будет пути. – Всемогущий скрипнул зубами.

Хажибей в своём углу сжался в комок. Доносившийся шёпот хлестал, словно плетью. Не должен был обыкновенный человек оказаться свидетелем тяжких раздумий повелителя. Услышавшего этот шёпот скорее всего ждёт смерть. Хажибей пополз к выходу.

– Сиди! – Тяжёлый голос пригнул Хажибея к ковру. Он упал, упёршись в пол подбородком.

– Как звали того, кого ты отправил к московскому князю?

– Фадде-дейка, – произнёс Хажибей, запинаясь. Он боялся оторвать от ковра подбородок.

– Фаддедейка взят, бит плетьми и признался. Хажибей от страха завыл.

Три года назад, возвращаясь из Москвы после посольства, он встретил на дороге оголодавшего человека в ожогах и ранах. Звали его Фаддейка. Человек оказался полезным. За деньги он брался выполнить любое поручение. С той поры Хажибей пользовался им не раз. И когда Всемогущему понадобилось передать в Москву ложные сведения о литовцах, Хажибей предложил своего ставленника. Теперь Фаддейка в темнице, и гнев Всемогущего обрушится на Хажибея. В подобных случаях Батый бросал виновных и невиноватых в кипящий котёл. Что сделает этот?

– Если твой Фаддедейка назвал Капьтагая, тебя бросят в котёл, – процедил Всемогущий.

У Хажибея отлегло от сердца, зубы перестали стучать. О Капьтагае Фаддейка не знал. Он вообще ничего не знал, кроме немногого, что ему поручали.

– Разве посмел бы я посвятить в великие замыслы того, кто не достоин целовать следы копыт коня Всемогущего?!

– Бери перо. Будешь писать.

Хажибей подполз к низкой скамейке, где лежали пергамент и перья.

– Пиши русскими буквами.

– Слушаю, Всемогущий.

– «Ведай, князь Василий Дмитриевич, – принялся диктовать Едигей, – идёт Булат-Султан с Великой Ордой на Витовта мстить за зло, что тот сотворил твоей земле. Ты же воздай честь хану. Если не лично, то пришли сына, брата или вельможу». [5]

Голос Едигея с каждым словом звучал всё увереннее и громче. Он нашёл выход, придумал новую хитрость. Письмо внушит московскому князю, что Орда поднялась не против Москвы, а против литовского князя Витовта.

– Написал?

– Всё написал, Повелитель.

– Навесь золотую печать и пиши письмо в Тверь.

«Будь на Москву с пушками, пищалями и самострелами», – приказывал повелитель Орды князю Тверскому.

Поутру, едва открылись тяжёлые, обитые медью ворота, запертые на ночь, в город верхом на коне ворвалась девчонка. Из ноздрей гнедого бил пар – видно, немалый путь проделал он за ночь. Рядом с конём бежал огромный бурый медведь.

– Стой! – закричал стражник, дежуривший у ворот. – В Рязань с медведем нельзя. Стой! Держи!

Стражник пустился вдогонку. Куда там. Гнедой бежал ходко. Тяжёлые комья снега во все стороны летели из-под копыт. Медведь от лошади не отставал. Пришлось стражу ни с чем вернуться к воротам.

Девочка же, как была, на коне и с медведем, влетела на подворье князя Рязанского. К ней бросились люди со всех сторон: княжьи слуги, окольничьи. Кто-то тащил рогатину – большой двусторонний нож на длинном древке. С таким на медведя ходят.

– Рогатину убери, – властно сказала девчонка и спрыгнула на землю. – Я сестра Юрия Всеволодовича Холмского. Немедля ведите меня к вашему князю. Важная весть.

Девочка направилась к княжьим палатам, опережая слуг. Не оборачиваясь, она приказала:

– Коня и медведя накормите всем, что есть лучшего. Медведь кашу любит. Не бойтесь, он не тронет, коли не свистну. – С этими словами она взошла на крыльцо. На заснеженных ступеньках отпечатались следы её башмачков.

Через малое время из Рязани в Москву, во Владимир и Серпухов помчались одетые по-дорожному всадники, в бараньих тулупах, надетых поверх кольчуг. Всадники мчались быстро. Но быстрее коней, быстрее буйного ветра понеслась по дорогам страшная весть.

– Орда идёт! – кричали люди.

– Орда идёт! – отзывались колокола медным рёвом набата.

– Орда идёт! Острите мечи, ладьте доспехи, ополчайтесь в дружины! Готовьтесь к смертному бою с врагом хитрым, жестоким!